Президент РФ и министр финансов РФ высказались о перспективах деоффшоризации в России

Обращение Владимира Путина Федеральному Собранию содержало тезисы о необходимости деофшоризации России. Министр Финансов РФ Антон Силуанов сообщил о достигнутых договоренностях с Республикой Кипр о процедурах информационного обмена. Комментарии от неназванного эксперта.

Александр Алексеев, управляющий партнер GSL Law & Consulting (А.А.)

&

Неназываемый Эксперт, гость предпочитает сохранять анонимность (Н.Э.)

А.А.: Здравствуйте, наши веб-зрители. Вас приветствует GSL. Сегодня мы стартуем с новым форматом наших вебинаров. Мы приглашаем в гости в качестве выступающего, в качестве докладчика, Неназываемого Эксперта. Наверное, вы сталкивались и по себе можете судить о том, что в СМИ появляется информация, и ее источником выступают лица, которые не раскрывают себя. Тогда информация имеет определенный, может быть, привкус, определенный угол зрения, и иногда ее выслушивают даже с большим вниманием. Мы решили попробовать этот же формат, и мы будем приглашать к себе экспертов по тем или иным вопросам, которые также хотят сохранить свою анонимность, и, возможно, вследствие этого будут немного более открыты в своих диалогах. Сейчас в студии один из экспертов. Мы стараемся держаться тем, которые наиболее актуальны и на злобу дня. Соответственно, на злобу прошлой недели было обращение президента РФ Владимира Путина к Федеральному Собранию, где он высказался о необходимости деоффшоризации России. И следом за ним высказался по этому же поводу, но немножко в другом аспекте, министр финансов РФ Антон Силуанов. Он сообщил о достигнутых договоренностях с республикой Кипр о процедурах информационного обмена. И мы как раз хотим, чтобы наш текущий Неназываемый Эксперт прокомментировал вот эти обстоятельства, эти события. И мой первый вопрос: «Сколько раз это уже происходило? Сколько раз уже Владимир Путин заявлял о необходимости деоффшоризации России?».

Н.Э.: Давайте так ответим: я думаю, что нашей аудитории не столь интересно сколько раз Путин заявлял о деоффшоризации России…

А.А.: Конечно.

Н.Э.: Поскольку этот вопрос сугубо журналистский, скажем так.

А.А.: Я таким образом специально и напрягаю ситуацию, пытаясь говорить, что это было многократно. Чем конкретный случай сейчас отличается от предыдущих?

Н.Э.: Да, я думаю, что большую часть аудитории интересует некое прогнозное видение, которое заключается в следующем: курс на деоффшоризацию был заявлен уже давным-давно и последовательно воплощается в жизнь. Другое дело, что темпы этой деоффшоризации, по всей видимости, на сегодняшний день приобретут иные очертания. Как то было уже заявлено нашим Министром финансов, тем самым Силуановым, что правительство обязуется к весенней сессии Государственной думы разработать и внести окончательно согласованный проект о тех мерах, которые, если они не требуют фундаментальных изменений, заработают уже в следующем году, а какие-то меры, скорее всего, заработают в последующем и далее. Я думаю, что будут внесены существенные изменения, связанные с налоговой практикой и с практикой, возможно, каких-то гражданско-правовых отношений. А также это будет сопряжено, возможно, с какой-то практикой изменения, в которой мы видим настойчивые попытки Следственного комитета вернуться к имевшей место несколько лет назад практике самостоятельного возбуждения уголовных дел. Сейчас работает совместная комиссия между Министерством по налогам и сборам и Следственным комитетом, тоже по поручению Путина, над тем, чтобы вернуть следователям возможность самостоятельного возбуждения уголовных дел по налоговым правонарушениям, которая была у них отобрана в силу известных поправок, связанных с инициативами предшествующего президента, то бишь Медведева. Вот, я думаю, будет им возвращена возможность возбуждать уголовные дела самостоятельно или по каким-то формальным бумагам, гораздо менее формальным бумагам, чем раньше, то есть проверкам налоговой инспекции, что будет также сопряжено с их возможностью задавать процессуальные и процедурные вопросы бенефициарам и прочим аффилированным лицам оффшорных компаний. И также это будет сопряжено с тем, что оффшорные компании буду выведены частично из правового поля Российской Федерации в том смысле, что практика работы с ними будет кардинальным образом изменена применительно к некоторым стандартам, которые существуют в других странах.

А.А.: Понятно. Что Вас заставляет думать о том, что именно в этот раз эти изменения будут иметь, если не кардинальный характер, то значительный вес по сравнению с предыдущими заявлениями? Я согласен, что, может быть, раньше, там пять лет назад, полномочия Следственного комитета не так, по крайней мере, обсуждались, но предложения об изменении налоговой политики звучали в 2006 году и в 2008 году, когда весь мир готовился к первой волне кризиса, как, в общем, и Россия –– тогда тоже это коснулось, и тогда тоже это обсуждалось. Почему сейчас это не закончится одними лишь обсуждениями?

Н.Э.: Хороший вопрос. Мое принципиальное видение таково: мы видим резкое ужесточение за рубежом, потому что нет денег, мы видим резкое и увидим еще более резкое ужесточение внутренней политики и администрирования налоговой, и прочего администрирования.

А.А.: Почему?

Н.Э.: Потому что в стране нет денег.

А.А.: Но ведь их не было и в 2008 году.

Н.Э.: Нет, в 2008 году были деньги, и правительство их вынуло и щедрой рукой раздало банкам и финансовым институтам, которые были на пороге краха. И, соответственно, просто залило деньгами этот вопрос.

А.А.: Сейчас вроде бы банки не совсем на пороге краха. Вот у тех, которые есть, отнимают лицензию.

Н.Э.: За последние пару месяцев отозваны лицензии у более чем 30 банков –– их не стали спасать. Их просто закрывают один за другим. И мы видим эту дальнейшую практику закрытия банков, потому что просто нет денег их спасать.

А.А.: Закончился стабфонд?

Н.Э.: Он не закончился. Он близок к окончанию, то есть видны прогнозы, насколько его, условно говоря, хватит. И понятное дело, что без дополнительных источников, без дополнительных резервов, его надолго не хватит. Имеется в виду надолго, как минимум на несколько лет. Прогнозные источники говорят, что его хватит может на год, может на два — в зависимости от темпов, «какой ложкой» оттуда будут черпать. Учитывая, что других источников, таких как налоговые поступления, таможенные поступления, нет и в силу того, что развитие экономики нулевое, один из немногочисленных резервов - это заставить черные потоки залезть в белые балансы. Вот этим правительство будет активно заниматься и ему без разницы: оффшоры это, неоффшоры — ему все средства будут хороши, которые будут перенаправлять черные потоки в балансы, которые, соответственно, будут генерировать источник налоговых поступлений.

А.А.: Понятно, но Путин сказал, что именно про деоффшоризацию. По крайней мере, не было сказано про другие какие-то поступления средств.

Н.Э.: Деоффшоризация — это наиболее очевидный, быстрый и близкий источник, как минимум теоретически. Кудрин покритиковал, что такие простые способы не наполнят казну, но официальные власти с этим не согласны. Они считают, что увеличить примерно на 20% поступления в казну можно, как минимум, за счет именно этого источника. И они будут это использовать. Я хочу обратить внимание, что помимо экономической составляющей, борьба с оффшорами несет в себе очень большую политическую нагрузку, что в преддверии выборов в 2015 году, борьба в 2014 году подразумевает под собой хороший месседж публике о том, что правительство работает, политические лидеры работают и пр.

А.А.: Вот я как раз хотел сказать: «А может быть цель этого заявления именно этот месседж дать, и необязательно за этим месседжем должны стоять какие-то действия. Может это больше политическое сообщение, в меньшей степени экономическое прогнозное?».

Н.Э.: Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется. Но, я думаю, что поскольку это очень сильно сейчас заявлено, и поскольку это уже подтверждается конкретными законопроектами, которые уже есть в драфтах и висят на официальных сайтах нашего правительства, и будут внесены в весеннюю сессию...

А.А.: А сколько времени они уже висят? Вы хотите сказать, что до заявления Путина уже драфт лежал?

Н.Э.: Да-да. Это уже неоднократно все согласовывалось, муссировалось. На сегодняшний день министр финансов очень четко заявил свою позицию о том, что два или три законопроекта, о которых речь шла по тем направлениям, которые заявил Путин: нет господдержке; что если ты контролируешь оффшоры, то ты будешь налогооблагаться даже при условии нераспределения прибыли и т.д. Это, скорее всего, будет согласовано и заявлено в весеннюю сессию. Я не думаю, что есть смысл особо гадать, поскольку по итогам весенней сессии можно будет четко определиться, насколько слово и дело не расходятся друг с другом. Поэтому, думаю, это не такой уж большой срок. Речь идет о 3-4 месяцах, условно говоря, начиная отсчет от нового года. И мы по итогам весны следующего года увидим, насколько произойдут тектонические сдвиги в этом вопросе, насколько будет практика международного налогового планирования реструктуризирована, исходя из тех законопроектов, которые, скорее всего, сразу в трех чтениях «проскочат» в Госдуму по весне, поскольку это вопрос в том числе, как я уже выразился, политический.

А.А.: Понял. Это как раз был мой вопрос о таймфреймах: «На какой срок можно будет ориентироваться?». Значит, вы уже ответили на этот вопрос. Сейчас ждем весенней сессии и посмотрим, как будут приниматься эти законопроекты. Ну, наверное, да. Я согласен, что в трех чтениях. Согласен, что текст будет тот, который хочет правительство. А вот что дальше? Дальше ведь мы должны смотреть, как они будут выполняться. У нас тоже далеко неоднозначное исполнение принятых законов.

Н.Э.: Если будет продолжен курс на очистку банковской системы, как основного токопроводника и мейнстрима «серых денег», которые выводятся на оффшорные компании, неоффшорные компании, всякие компании. Если будет реализована эта схема, что в России трехсот банков будет достаточно (примерные цифры), вместо тысячи будет триста банков, то мой прогноз, что планка рентабельности этих схем, я имею в виду серых и всяких черных схем, будет сильно недостижима и непосильна для существенной части российского бизнеса. И существенная часть того самого российского бизнеса, которой эта планка покажется обременительной, предпочтет залезть в балансы, то бишь перевести часть или все свои обороты в белые балансы, либо же уйти из бизнеса.

А.А.: Понял…

Н.Э.: Если так уж быть откровенным, известно, что обналичивание стоит примерно 3-4%,а в пиковые сезоны доходит до 4.5-5% . Напоминаю, что у нас ставка налога по упрощенке 6%. Вот это первый шаг. Дальше мы можем смотреть на рентабельность. Известно, что есть пределы рентабельности схемы по обналичиванию, выше которых не прыгнешь. Поэтому это вопрос очень простой. И вот эта планка известна и Минфину, и прочим политическим товарищам. И, в общем-то, по этой планке они и ориентируются. С другой стороны, они получают сигналы, что какая-то часть бизнеса не перейдет в «белую», а просто умрет. Вот, например, как умерли триста тысяч предпринимателей, я точную цифру не помню, которые ликвидировались в налоговой системе. И это стало политическим вопросом, который был поднят до самого высокого уровня. И были отданы поручения, что давайте ожесточения открутим назад, какие-то ставки налогов на фонд заработной платы и прочее открутим назад. Поскольку это стало невозможным для огромного сегмента граждан. То есть иногда экономика переходит в политическую плоскость, и тогда там этот вопрос решается по-другому. Соответственно, если умирание бизнеса в результате этого завинчивания гаек станет столь масштабным и существенным, что число незанятых граждан превратится в некую политическую проблему, то тогда на этом рубеже «люди в политике» остановятся, пересмотрят эту ситуацию и будут что-то дальше думать. Но, естественно, временная синусоида таких reconsiderations (пересмотров) вряд ли будет чаще, чем раз в год, раз в два года. Государство не такое быстрое, чтобы смотреть на эту ситуацию, как, условно говоря, главный бухгалтер, каждый квартальный период.

А.А.: Смотрите, Вы здесь поставили знак равенства между деоффшоризацией и «обналичкой». То есть Вы фактически сказали, что определили сегмент, субъект борьбы. И вот таким субъектом являются банки. В то время когда в оффшорах куда больше интереса. Не все использование оффшоров сводится только к злоупотреблению финансовыми институтами. Мне кажется, здесь достаточно узкое понимание деоффшоризации с ваших слов.

Н.Э.: Дело в том, что, как правило, в большинстве случаев государство - это не такой тонкий механизм, чтобы разбираться со всеми случаями. Оно видит отчеты центрального банка, сколько, по мнению центрального банка, по серым схемам, выводится денег за рубеж. Банк эти цифры озвучивает как десятки, многие десятки миллиардов долларов. И именно по этим цифрам правительство работает, предполагая, что эти цифры перейдут в белые балансы, если оно закроет лазейки. Большинство серого импорта идет, естественно, на оффшорные нерезидентные… ну, не важно оффшорные или неоффшорные — это термин очень условный. На нерезидентные компании, то бишь, по умолчанию считается, что это оффшорные компании, а уж какие они на самом деле, мало кто разбирается. Вот поэтому удар наносится не точечно, а по площадям: по банкам и по всем оффшорным…

А.А.: По всем нерезидентам: и оффшорным, и не оффшорным.

Н.Э.: И оффшорным и не оффшорным имеется в виду в связи с банками. Как бы по двум линиям: ужесточение администрирования банковского сектора и ужесточение администрирования оффшорного сектора. А что из этого станется, вот они и посмотрят следующий отчет по итогам 2014 года по ЦБ: увеличился, уменьшился, остался таким же этот отток капитала или нет. И тогда будут определяться, что делать дальше.

А.А.: Ну хорошо, ладно.

Н.Э.: Зато как минимум политическую задачу на 2014 год они выполнят. А нас интересует экономическая. Не факт, что политиков интересует в первую очередь экономическая задача, их в том числе, а может быть и больше, интересует политическая составляющая этого процесса.

А.А.: До экономической, может быть, не дойдут руки.

Н.Э.: А по политической… На носу выборы, 2015 год. И им есть, что ответить избирателю.

А.А.: 2015 год выборы, по-моему, на Украине.

Н.Э.: Нет, по-моему, у нас. Выборы в Государственную думу. У нас как минимум, я уже точно не помню даты, это точно предвыборный период, когда политикам нужно выходить к телевизору и произносить определенные слова.

А.А.: Ладно, хорошо. Перейдем к следующему тезису. Мне запало с прошлой недели, после выступления президента, фраза из новостных порталов: Путин сообщил о том, что офшорные компании перестанут получать господдержку. Такая вот была фраза, как трактовка его тезиса деоффшоризации. Если так, то звучит просто как: «Ой, боюсь-боюсь». Серьезная мера — оффшорные компании перестанут получать господдержку.

Н.Э.: Там не совсем так звучало. Смысл такой (это к вопросу, который прозвучал уже выше): у нас огромное количество компаний, в которых акционерами являются всякие оффшорные компании, получило господдержку в 2008 году. У нас огромные холдинги, металлургические и прочие, получили огромные господдержки. В то же время, если мы посмотрим на их структуру, то мы увидим, что они, так или иначе, среди своих конечных владельцев, имеется в виду бенефициаров и т.д., имеют частичное или полное оффшорное составляющее. Это ни для кого не секрет, поскольку все они листингуются на биржах. Поэтому сейчас политическая составляющая изменилась, и это месседж в первую очередь крупному и крупнейшему бизнесу о том, что такого повторения больше не будет. Они должны заниматься реструктуризацией и переносом активов, я имею в виду точнее не активов, а реструктуризацией своих холдинговых компаний таким образом, чтобы либо перенести их в Россию, либо Путин предложил второй вариант, что они могут оставаться там, где они есть, но налогооблагаться в российской федерации. И под эту концепцию, по всей видимости, будет что-то меняться в нашей налоговой практике, в нашем налоговом кодексе, для того чтобы мы имели правовой инструмент, но не мы, а, соответственно, налоговая инспекция имела правовой инструмент, чтобы что-то предъявить конечным бенефициарам.

А.А.: Итак, я понял из разговора, что два субъекта борьбы: первое — это банки, которые практикуют серые схемы, и второе — это госкомпании, где среди акционеров или бенефициаров есть оффшорные составляющие.

Н.Э.: Не только госкомпании. Я еще раз повторю, не только госкомпании. В 2008 году огромное количество коммерческих компаний даже без госучастия получило господдержку, госгарантии, госкредиты, кредиты с пониженной ставкой через аффилированные банки с госучастием.

А.А.: Понятно, получатели государственной поддержки.

Н.Э.: Да, совершенно верно. Это крупнейший бизнес. Недаром в средствах массовой информации прозвучало интервью с Сечиным, когда «Роснефть», которая фактически является госкомпанией, но получателями денежных средств были кипрские и прочие оффшоры, вступала в сделки с «British Petroleum». А речь шла о десятках миллиардов долларов. 40 млрд. долларов, по-моему, цена сделки там была по приобретениям Роснефти. Так вот по этим сделкам, если бы покупателями были российские резиденты, российская казна получила бы существенную долю от тех же самых 40 млрд.

А.А.: Понятно, но все равно вот эти два субъекта, которые Вы назвали, очень небольшая часть по сравнению с вовлеченностью российских предпринимателей в оффшоры…

Н.Э.: Это не большая часть, если мы будем считать по количеству участников, но это где-то …не буду говорить…

А.А.: Но по деньгам прилично.

Н.Э.: Не просто прилично. Я думаю, это 70-80% процентов от всего оффшорного потока, если можно так выразиться.

А.А.: Это значит, что оставшиеся компании остались за пределами спектра борьбы с деоффшоризацией.

Н.Э.: Нет, они не остались за пределами. Оставшиеся 20-30% это десятки тысяч обычных предпринимателей, которые попадут просто под раздачу.

А.А.: Господдержку они не получают, банками они не являются — вот как они попадут под раздачу?

Н.Э.: Они попадут под те же самые налоговые правила, которые предположительно можно расценить как заградительные. В силу того, что они не потянут эту рентабельность и увеличивающиеся издержки по изменившимся условиям налогового планирования, но они никому не интересны, потому они не формируют денежного интереса для государства. Они просто попадут под раздачу. И либо вынуждены будут уйти с рынка, либо вынуждены будут нести дополнительное бремя рентабельности и каждый день думать: не имеет ли им смысл просто делать все в «белую», поскольку издержки примерно те же самые.

А.А.: Что за издержки? Вот какие дополнительные издержки возникают?

Н.Э.: Если они реализуют ту схему, которую провозгласили, я имею в виду государство, о том, что нераспределенная прибыль контролируемых зарубежных компаний будет вменяться в доходы бенефициарному владельцу, то это конец.

А.А.: Все, вот теперь понятен тот инструмент, которым будут тянуться. Либо получится так, что он хватит по любому из предпринимателей, которые используют оффшоры.

Н.Э.: Это та налоговая практика, которая существовала и существует, и развивается в Америке. Например, если ты, физлицо компании, контролируешь нерезидентную структуру, которая пользуется налоговыми льготами по месту своей регистрации, то нераспределенная прибыль такой оффшорной компании считается твоим личным доходом. В отличие от российской практики, которая на сегодняшний день не считает доход твоим личным до тех пор, пока этот доход фактически к тебе распределенный не поступил. Если ты имеешь право контролировать эти денежные потоки, значит, будет считаться, что это твой личный доход.

А.А.: Я вот тут чувствую, что отдельный разговор нужно вести о методиках контроля этой нераспределенной части, определения, вменения в доход — этот весь инструментарий сейчас, наверное, не имеет смысла обсуждать.

Н.Э.: Не имеет смысла обсуждать. Имеет смысл некоторым образом также смотреть на параллельный процесс возврата права Следственному комитету и МВД возбуждать уголовные дела по имеющимся признакам налоговых правонарушений без каких-либо выездных проверок и прочих серьезных материалов от налоговой инспекции.

А.А.: Понятно-понятно. Хорошо, значит, с обращением Владимира Путина к Федеральному Собранию мы разобрались, немножко упомянули и министра финансов, однако пока не обсудили его заявление относительно того, что достигнуты договоренности с Республикой Кипр о процедурах информационного обмена.

Н.Э.: Да, это интересное, конечно, заявление. По всей видимости, ему предшествовали усиленные непубличные консультации с коллегами из Республики Кипр. Ну что здесь сказать, очень трудно комментировать черную кошку, если ты ее не видел, не щупал и, значит, не прикасался к этой теме, не был участником, иначе говоря, или не сидел в сторонке. Вот на что следует обратить внимание: Министерство по налогам и сборам Кипра может входить с Министерством по налогам и сборам Российской Федерации и Минфином в любые взаимоотношения. Но, дело в том, что по сложившейся практике Минфин и Министерство по налогам и сборам на Кипре не обладают…

А.А.: Полномочиями?

Н.Э.: Нет, не полномочиями. Они не являются местами хранения тех документов и сведений, которые обязались срочно, быстро и просто представлять своим российским коллегам из Российской федерации. В этой связи единственно, что они могут - это более активно общаться с аудиторами и бухгалтерами на Кипре, которые являются таковым местом по хранению этих документов и этой информации. И вот весь вопрос - это насколько…

А.А.: Насколько его заявление соответствует…

Н.Э.: Насколько они готовы будут убивать свою налоговую практику и свой налоговый и юридический сервис на Кипре. Поскольку, естественно, когда они серьезно начнут, выражаясь простым русским языком, «наезжать» на налоговых практиков и юридических практиков на Кипре, а те в свою очередь будут оказывать зеркальное давление на своих российских клиентов, то российские клиенты, безусловно и сразу же, начнут массово переезжать с Кипра. Чего даже не случалось после известных событий. Но как только это случится, то, естественно, на Кипре будет поставлена жирная точка. Ну, может она растянется на 1-2 года, но в любом случае Кипр потеряет еще один сектор и источник финансирования своих текущих каких-то операций.

А.А.: Но я, пожалуй, соглашусь, что, если произойдет тот страх, о котором Вы сейчас говорите, то, наверное, Кипр действительно потеряет бизнес, и клиенты начнут оттуда убегать гораздо активнее, чем это было даже после кипрского кризиса. Я хочу сказать о том, что мы пока еще не почувствовали, что инициатива кипрской налоговой инспекции кем-то подхлестывается. То есть, грубо говоря, запросов как было ограниченное количество, так и остается до сих пор. Может быть, заявление министра финансов России - это все-таки скорее попытка отчитаться в том, что еще не работает?

Н.Э.: Еще раз говорю, гадать не приходится. Поскольку речь идет о налогах и сборах, в данном контексте имеет смысл ежеквартально мониторить практику. Наша практика не такая обширная, чтобы на нее опираться. Особенно учитывая повышенные требования к нашим клиентам, связанные с правильностью и соблюдением всех требований, предписаний по налогам и сборам на территории Республики Кипр. Огромное количество других сервис-провайдеров исповедуют гораздо более рискованные способы, гораздо проще смотрят на эту ситуацию, и, возможно, эти ужесточения в первую очередь коснуться их. Поскольку они, может быть, соблюдают требования в меньшей степени. Но поскольку эти объявленные договоренности очень свежие, условно говоря, были достигнуты на прошлой неделе, то наивно было бы полагать, что даже мы или кто бы то ни было, их сразу же на следующий день ощутит. Нет, это очень медленный сложный процесс. Замеры можно делать с отсечками не менее чем полгода-год, тогда какие-то тенденции можно будет уловить.

А.А.: Ага, понятно. Еще раз прозвучала оценка временного периода, когда мы сможем почувствовать, что что-то произошло. И отсчет идет от достигнутых договоренностей, о которых было заявлено на прошлой неделе. То есть у нас есть еще полгода-год для того, чтобы понять, насколько заявление соответствует действительности.

Н.Э.: В любом случае, российский бизнес будет ориентироваться не столько на эту практику, сколько будет оценивать в совокупности: нужны ему или не нужны кипрские и прочие нерезидентные компании, исходя из совокупности случившегося, о чем было сказано выше. Давление идет из-за рубежа, давление идет внутри России, меняются условия сервис-провайдеров –– и вот российский бизнес будет определяться по этим инструментам международного налогового планирования в их совокупности, а не по каким-то частям. В том числе и в совокупности с экономически увеличившимися тяготами, обременениями и пр.

А.А.: Понятно. Так, я вот вижу, нас смотрят наши веб-зрители, я обращаюсь к ним, что вы можете не только смотреть-слушать, но и задать вопрос нашему неназываемому эксперту. И мы попробуем ответить на него, если вопрос будет задан в рамках заявленной темы. Пока я вот о чем хочу дополнительно спросить: то же самое, что я спросил про заявление путина, я хочу спросить и про заявление по Кипру: «Сколько раз за последние несколько лет сообщалось широкой общественности о том, что Кипр станет прозрачным?». Я помню как минимум в момент, когда было изменено соглашение об избежании двойного налогообложения, и туда был внесен определенный абзац, посвященный облегчению обмена информацией. И тогда же, я помню, к нам приезжали и представители банков, и представители юридических компаний, и они сообщали о процедурах, которые присутствуют. И там ключевое место занимал Attorney General, то есть некое лицо, которое подписывает запросы. Таким образом, он обязует аудиторов-юристов выдать эту информацию. Я не слышал в последнее время, что меняется эта процедура, и Attorney General делятся своими полномочиями с кем-то еще. Вообще, понятно, что я сказал?

Н.Э.: Не смотря на то, что вопрос сформулирован так обширно, долго и сложновато, я попытаюсь ответить более просто. Надеюсь, что я уловил, в чем общий смысл вопроса, поэтому отвечу более просто. Когда у Кипра закончились деньги, то в течение одной ночи, несмотря ни на какие соглашения, процедуры, правила, банковское законодательство и прочую, назовем, европейскую «чушь», Кипр утром сказал: «Сегодня с утра мы живем по новым правилам». И его абсолютно не заботили полномочия, компетенция и прочие правовые процедуры. Он просто съездил в пятницу к известным европейским лидерам, вернулся и сказал своим гражданам и россиянам, что сегодня мы решили вас ограбить.

А.А.: Уловил-уловил.

Н.Э.: Поэтому точно также я расцениваю, что будет происходить с российскими и кипрскими компаниями. Если у российского Минфина и прочих государственных чиновников, которые встречались с кипрскими государственными чиновниками, есть необходимость в получении более детальной информации, реальная необходимость и реальное желание, то у них есть достаточно аргументов на сегодняшний день. Точно так же как российские чиновники сумели защитить российские интересы крупных госкомпаний и прочих крупных компаний на Кипре в момент кризиса. Это свидетельствует, что эти же аргументы они могут использовать, донеся до Кипра политическую позицию в каком объеме, в какие сроки они должны отвечать на российские налоговые запросы. Как минимум, возможно, на те налоговые запросы, к которым будем применяться примечание, что на этот запрос нужно ответить в расширенном формате завтра к утру. Поэтому, какие запросы получат такую пометку, а какие не получат, я не знаю, но точно знаю, что по всей видимости Кипр получил абсолютно точно исчерпывающий месседж, когда нужно сотрудничать, не взирая на какие-либо полномочия Attorney General и пр.

А.А.: Понятно. Мне тоже кажется, что эти договоренности будут касаться скорее конкретных запросов, но не по методу ковровой бомбардировки, что каждый легальный предпринимать будет, условно говоря, слит.

Н.Э.: Здесь я люблю использовать мою поговорку. Ну, не поговорку, а такую типовую жизненную ситуацию, когда сотрудник ГИБДД в России стоит на краю проезжей части. Идет поток машин мимо него со скоростью, явно превышающей допустимую, а сотрудник ГИБДД останавливает каждую пятидесятую машину. И на вопрос водителя: «А почему меня, я ведь еду в потоке?». Он и говорит: «Ну, вот, сколько могу –– столько и останавливаю».

А.А.: Ага, вот! Я про что и говорю. То есть наше государство дотянется до двух процентов особенно важных для него налогоплательщиков.

Н.Э.: Я не знаю, откуда Вы берете эту цифру.

А.А.: Одна из пятидесяти.

Н.Э.: Но это же пример иллюстративный с точки зрения подхода, но ни в коем разе не математических моделей. Поэтому я не берусь оценивать ни в процентном отношении, ни в количественном выражении, но, естественно, государству не интересны налогоплательщики…

Это абсолютно точно. У нас есть определенные внутриведомственные инструкции у министерства по налогам и сборам о том экономическом результате, к которому должно приводить каждое мероприятие выездного налогового контроля. То есть, есть на сегодняшний день примерно точные цифры, на которые ориентируются территориальные налоговые инспекции, которые собираются провести выездную налоговую проверку. Точно, примерно, по таким же категориям можно ориентироваться и в работе с международным налоговым планированием. Государству не интересно своей дубиной размахивать по каким-то копеечным делам. Это очевидно. Поскольку запросы на Кипр идут всегда в рамках мероприятий налогового контроля министерства по налогам и сборам, то у нас есть квалифицированные российские бухгалтеры, которые отлично знают методики и экономические показатели, на которые ориентируются территориальные налоговые инспекции в России, коими можно руководствоваться в ответе на Ваш вопрос про два процента.

А.А.: Понятно. Ну, либо будет другая практика: двоих сдадут –– остальные испугаются.

Н.Э.: В нашей российской действительности обычно идет все параллельно. Есть публичная превенция, как показательная порка, публичные дела –– дабы другим неповадно было. Но это не исключает того, что наши правоохранительные налоговые органы работают сугубо, исключительно и всегда на плановой основе. Территориальным налоговым инспекциям доводятся планы по налоговым проверкам и доначислениям в бюджет, и планомерно, последовательно в «Урюпинске» каждый налоговый инспектор этот план выполняет. И оффшорные компании в структуре расходной части формирования себестоимости налогооблагаемой базы российского налогоплательщика проверяются в первую очередь.

А.А.: А есть, вообще, ресурсы у налоговой инспекции в «Урюпинске» выполнять план по нерезидентам?

Н.Э.: Вот как раз в «Урюпинске» ресурсов гораздо больше, чем в городе Москве или в Питере, и планка по регионалам там всегда жестче, чем в территориальной налоговой инспекции по городу Москва.

А.А.: А интеллектуальные ресурсы?

Н.Э.: Достаточно. Интеллектуальные ресурсы в регионах в абсолютном большинстве вполне достаточны, поскольку там люди держатся за рабочие места. И в налоговых инспекциях люди вполне и достаточно квалифицированные.

А.А.: Так, тогда, может, Вы сами подведете итоги текущей беседы? Вот что важное хотелось бы вынести по итогам?

Н.Э.: Самое важное: плюнуть на все, как обычно делает российский бизнес; встречать новый год радостно, спокойно, нормально; доживем до весны; потратим бюджеты на корпоративы; съездим покатаемся на лыжах. В российской действительности нельзя быть пессимистом, иначе бизнес

по-другому в России не работает.

А.А.: С Новым Годом, дорогие наши веб-зрители! Спасибо уважаемому приглашенному эксперту за пессимистичный рассказ и оптимистичное его завершение. До свидания!