134-ФЗ: Вопросы международного обмена информации

Субъекты и способы международного обмена информацией, исходя из 134-го Закона "О ВНЕСЕНИИ ИЗМЕНЕНИЙ В ОТДЕЛЬНЫЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫЕ АКТЫ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В ЧАСТИ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ НЕЗАКОННЫМ ФИНАНСОВЫМ ОПЕРАЦИЯМ".

Александр Алексеев, управляющий партнер GSL Law&Consulting

&

Дмитрий Белых, юрист GSL Law&Consulting

А.А.: Здравствуйте, наши уважаемые вебзрители! Сегодня компания GSL после длительного перерыва продолжает серию наших вебинаров. Однако я надеюсь, что этот перерыв обеспечил нам достаточно существенный качественный скачок в наших вебинарах. Если до текущего момента мы проводили вебинары раз в неделю, то теперь мы будем проводить их каждый рабочий день, ориентировочно в двенадцать часов. Хотя следите за расписанием наших вебинаров, иногда могут быть некоторые изменения. Однако каждый рабочий день в двенадцать часов мы здесь с вами для того, чтобы обсуждать наиболее актуальные темы международного налогового планирования, оффшорного корпоративного строительства, вопросы конфиденциальности, международного сотрудничества, налогообложения, открытия банковских счетов и т.д.

Итак, сегодня мы начинаем нашу новую серию вебинаров с достаточно знакового события, которое произошло этим летом. Вообще, ему предшествовало несколько других, даже более знаковых событий, которые мы тоже будем обсуждать на вебинарах.

Но сейчас мы говорим о законе ФЗ № 134, принятом в конце июня настоящего года. Сегодня на вебинаре у нас присутствует юрист GSL Дмитрий Белых, с которым мы и поговорим о том, что из себя представляет этот закон, какие новации он предлагает, что изменится, что планируется измениться пользователю, потребителю оффшорных инструментов и т.д. Еще мы предполагаем, что этот закон за один вебинар мы обсудить не успеем, и планируем несколько вебинаров, которые будут направлены на обсуждение данного закона. Сейчас мы будем говорить о том, что в процедурах, в способах получения информации (международном получении информации) изменилось в связи с введением этого закона. Правильно ли я понимаю, что по настоящему закону достаточно существенная роль отводится нашей финансовой разведке, то бишь финансовому мониторингу, верно?

Д.Б.: Да, абсолютно верно, и инициатором, организатором принятия ФЗ № 134 выступил Росфинмониторинг.

А.А.: А как было до того? Обмен информацией, безусловно, присутствовал всегда, и если можно, то расскажите о том, как происходил обмен информацией до принятия этого закона, и что в связи с ним изменилось?

Д.Б.: До принятия закона процедура обмена обычно происходила по официальным каналам через процедуру взаимной правовой помощи. И это обычно "натыкалось" на ряд барьеров.

А.А.: А что такое "официальные каналы"? Каким образом двигалась информация?

Д.Б.: То есть, государственные органы должны были сделать официальный запрос, в рамках возбужденного уголовного дела, например, и так же официально получить либо отказ в удовлетворении запроса, либо получить необходимую информацию.

А.А.: Правильно я понимаю, для того, чтобы получить какую-либо информацию о собственнике оффшорного предприятия, требовалось заранее заведенное уголовное дело в России по статье, которая считается уголовной, а затем по каналам Генеральной прокуратуры этот запрос отправлялся в страну нахождения реестра, где рассматривался аналогичным прокурорским органом, либо было решение местного суда, и только в этом случае информация предоставлялась? Я правильно себе представляю, как это было?

Д.Б.: Да, правильно. Но не только через Генеральную прокуратуру. Это можно было сделать и через МВД, направить запрос, и через ФСБ, т.е. через органы, названные в Уголовно-процессуальном кодексе.

А.А.: И еще мне казалось, можно было говорить о межведомственном обмене. Ты и говоришь, что МВД – этот как раз межведомственный обмен, правильно?

Д.Б.: Это не совсем межведомственный обмен. Это оперативный обмен между органами, когда между ними заключено соглашение. Это, например, Интерпол. Он существовал давно, и это прообраз того, что появилось в финансовой области с принятием ФЗ № 134. Это межведомственное взаимодействие, я имею в виду, двусторонне взаимодействие: взаимодействие между одним налоговым органом и другим напрямую, взаимодействие по линии Интерпола между одним национальным центральным бюро и другим национальным центральным бюро. Это межведомственное взаимодействие. А взаимная правовая помощь – это более формализованный процесс, это направление через другие органы, необходимость в получении согласия прокурора или суда, т.е. это более длинная процедура, и она предполагает оценку согласования возможности предоставления информации третьими лицами.

А.А.: Понятно. И ты говоришь, что такая процедура наталкивалась на определенные барьеры. В чем они состояли?

Д.Б.: Первый и главный барьер – это всякие профессиональные тайны: банковская тайна, аудиторская тайна. Эти тайны в основном мешали получению информации.

А.А.: Понятно. И еще, я полагаю, что вопрос наличия межгосударственных соглашений о взаимной помощи по уголовным, гражданским и каким-то другим делам, это тоже был дополнительный плюс для того, чтобы обеспечить, ускорить, улучшить этот информационный обмен, верно?

Д.Б.: Безусловно. Потому что без этих соглашений информацию получить можно. Ни в одном государстве нет такого запрета, что "раз у нас не заключено межгосударственное соглашение, то мы информацию не выдадим". Но, фактически, каждое государство на практике предпочитало избегать предоставления информации государству–непартнеру.

А.А.: Да, я как раз про это и хотел сказать, о том, что в большинстве случаев запрос информации касается юрисдикций, которые точно не имеют с Россией подобных соглашений. И как шел обмен в этих случаях? Когда мы рассматриваем Британские Виргинские Острова, Белиз, Сейшелы или другие страны, которые точно с нами не имеют никаких соглашений?

Д.Б.: В этом случае у налоговых органов, например, не было соглашения об избежании двойного налогообложения, нет статьи об обмене информации. У правоохранительных органов также возможность получения этой информации ограничена, хотя по линии Интерпола, конечно, возможно получить эту информацию. Но использовать ее в суде – это большой вопрос, потому что предоставляющая информацию сторона может написать, что "мы предоставляем эту информацию для целей использования правоохранительными органами, но не судами". И ценность такой информации в этом случае резко понижается.

А.А.: Понятно. Хорошо, что ты упомянул название Интерпола, потому что в глазах многих Интерпол – это всесильная организация, которая может все. Правильно ли я тебя понял, что это, в общем-то, иллюзия, и надо четко разграничивать возможности Интерпола, которые заключаются лишь в поиске и доступе оперативной информации, которую впоследствии можно превратить в процессуальные доказательства. А это отдельная история, в том числе, и то, что ты сказал, что этого может и не произойти.

Д.Б.: Да, это первый момент. А второй, что Интерпол у нас в России, это, по сути, подразделение МВД. Это правоохранительный орган, который ограничен в доступе к профессиональным тайнам. Это другой момент. В отличие от того же Росфинмониторинга, для которого этих тайн не существует.

А.А.: А теперь мы переходим к ФЗ № 134 и как раз говорим о том, что то, что мы сейчас обсуждали, так было, и теперь что же изменилось? Изменилось, насколько я понял, что теперь обмен информацией идет в основном по линии Финмониторинга, и этот обмен через Финмониторинг значительно облегчен. Почему он облегчен?

Д.Б.: Самое главное, потому что никаких согласований, санкций суда или прокуратуры не надо получать. Финмониторинг может обратиться напрямую к банку и спросить: "Какие финансовые операции проводились? Скажите, кто бенефициар?".

А.А.: Подожди, вот здесь, мне кажется, надо важный момент отделить. Насколько я понимаю, не Росфинмониторинг может обратиться напрямую к иностранному банку, а именно связь идет по линии финансовых разведок, к которым относится Финмониторинг, значит Финмониторинг России делает запрос в какой-нибудь Financial Investigation Unit той страны, к банку которой мы обращаемся, и тогда уже Financial Investigation Unit Лихтенштейн обращается к Лихтенштейнскому банку, и Лихтенштейнский банк обязан ответить на этот вопрос, потому что ему по местному законодательству это надлежит сделать, верно?

Д.Б.: Да, все правильно.

А.А.: Понятно. Вообще ты можешь что-нибудь сказать по поводу финансовых разведок как таковых, почему вдруг у них появились такие серьезнейшие полномочия, перед которыми, соответственно, падают все банковские профессиональные, адвокатские тайны?

Д.Б.: Скорее это связано с экономикой, как всегда. То есть дело в деньгах. Как и многие войны, все возникает из-за денег. У бюджетов государств нехватка ресурсов, деньги им нужно получать в виде налогов, а эти теневые средства находятся где-то "там", где-то в недосягаемости.

А.А.: Так далеко в исследования макроэкономических причин и даже почти философских – я бы не хотел углубляться. Можно ли поближе к теме: как получилось, что именно финансовые разведки договорились о сотрудничестве? Если я не ошибаюсь, этот процесс, на самом деле, достаточно давно начался, когда была создана группа Эгмонт, куда вошли как раз главы финансовых разведок очень многих стран мира, в том числе и России, возможно даже Китая, в то время когда Китай держится особняком и не стремится часто и много вступать в различные международные соглашения. Но, по-моему, не совсем одиозные страны, но и не самые благожелательные, являются членами группы Эгмонт, как раз которая объединяет финансовые разведки всего мира. Кажется, я даже сам за себя что-то ответил. Ты что-то добавить можешь?

Д.Б.: Могу добавить, что действительно, Швейцария очень долго сопротивлялась.

А.А.: Но вступила-таки.

Д.Б.: Она является членом группы Эгмонт, но не хочет предоставлять информацию, не хотела вернее, до последнего времени. И все-таки ее "додавили", сказали, "если ты не начнешь обмениваться информацией, то мы тебя из группы Эгмонт исключим". А это "черная метка" государства. И сейчас по имеющейся информации Швейцария достаточно легко стала предоставлять информацию о клиентах.

А.А.: Говоря "сейчас", ты имеешь в виду какие сроки? Т.е. присоединение, согласие произошло со стороны Швейцарии в последние месяцы?

Д.Б.: Да, то есть они в 2012 году говорили "Мы примем закон". И сейчас они это же говорят. Я точно не знаю, приняли ли они закон об открытии всех этих тайн финразведке, но должны были.

А.А.: Понятно. Мне по этому поводу добавить нечего, только хочу сказать, что движение Швейцарии по направлению к большей открытости и взаимодействию, к обмену информации, идет уже достаточно давно, с девяностых годов. Если не ошибаюсь, приблизительно тогда была создана Эгмонт, по-моему, в начале девяностых. А серьезные полномочия она получила фактически больше чем через 20 лет. Я могу ошибаться, надо уточнить.

Д.Б.: Я точно не скажу, когда она была создана, но если посмотреть на перечень межведомственных соглашений, например, Росфинмониторинга с иностранными финансовыми разведками, то очень часто это был 2011, например. Т.е. это не так давно, это не девяностые годы, а реально идет согласование, создание этого «финансового Интерпола», как называют это иногда. Оно идет с 2009 года, с 2011 года. И все-таки я скажу, к кризису это, к недостатку бюджетных денег, опять же.

А.А.: Да, если коротко, не вдаваясь в подробности, то, наверное, все согласятся, понятные причины, я, пожалуй, тоже разделяю это мнение. Я тоже хочу сказать, хотя движение по прозрачности было всегда, но пик усилий в этом направлении, да, действительно имеет место в момент где-то первой волны кризиса, как принято называть. Если я не ошибаюсь, то 4 января 2009 года, когда мы еще отдыхали, в Швейцарии были приняты несколько очень знаковых соглашений об обмене информацией. Соглашения, где субъектами были, с одной стороны, американская служба внутренних доходов (т.е., налоговая инспекция), и непосредственно сами швейцарские банки. Т.е., здесь обмен информацией шел даже не по межведомственной линии, а напрямую. Т.е., если у банка присутствовало количество американских счетов больше определенной нормы, то в соответствии со швейцарским законодательством предписывалось заключить подобное соглашение с американской налоговой службой. Это я говорю к тому, в Швейцарии, да и не только в Швейцарии подобные движения по большей открытости были продемонстрированы действительно в последние несколько лет, и самое последнее из них то, о котором ты говорил в контексте финансовых разведок.

Теперь возвращаемся ближе к "нам". Финансовая разведка в соответствии с ФЗ № 134 - Росфинмониторинг получил больше полномочий, больше возможностей. Какие они?

Д.Б.: Я бы не сказал «полномочия», я бы сказал, что этот закон очень большой, там порядка 40-50 страниц. И в прессе говорят обычно, в журналах пишут про разные аспекты, а вот этот аспект про обмен информацией умещается в одну строчку. Т.е. здесь идет речь об изменении ФЗ № 115 «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма», и говорится "В статье восьмой части второй после слов «правоохранительная» дополнить словами «или налоговая». Да, если читать невнимательно, то эту строчку не заметишь и не обратишь на это никакого внимания. Но на самом деле это очень существенные изменения для налоговых органов. До принятия ФЗ № 134 они могли получать от Росфинмониторинга только какую-то общую информацию, например, налоговую статистику, и им было запрещено получать конкретную информацию о финансовых операциях, о бенефициарах, акционерах, директорах компании. Сейчас ситуация поменялась, сейчас в законе прямо сказано, что налоговые органы имеют право получать эту информацию.

По чьей инициативе будет строиться обмен этой информацией? Скорее всего, на первом месте, это инициатива Росфинмониторинга. Т.е., сейчас Росфинмониторинг планирует настроить российские банки на выявление подозрительной сделки именно с точки зрения налогового законодательства.

А.А.: Об этом, пожалуйста, поподробнее. Потому что ты только что говорил про налоговые и тут же перескочил на банки. В общем, тезис расширь, пожалуйста.

Д.Б.: Я говорю о том, как информационный обмен между налоговыми и Росфинмониторингом может происходить, с чьей стороны он может поступать? В первую очередь, это от Росфинмониторинга в налоговые органы будут поступать сообщения о том, что «мы провели финансовое расследование, и нам кажется, что эта операция подозрительного характера, она направлена на уклонение от уплаты налогов и легализацию этих денежных средств где-нибудь в оффшорах».

А.А.: Банки к этому какое отношение имеют?

Д.Б.: У банков есть внутренний контроль. И этот внутренний контроль должен как раз обнаруживать, выявлять эти операции и сообщать в Росфинмониторинг, что «нам кажется, что такая операция подозрительна именно с точки зрения налогового законодательства».

А.А.: Понятно. Т.е. Росфинмониторинг накапливал раньше и теперь будет тоже продолжать информацию накапливать от банков. И теперь у него появилась возможность сообщать в налоговую инспекцию эту информацию.

Д.Б.: Я уточню. В принципе так, но раньше эти налоговые преступления не были предикатными, их нельзя было сложить вместе с «антиотмывочной» статьей Уголовного кодекса. Т.е налоговые статьи Уголовного кодекса – они не были легализационными «отмывочными» статьями. Таким образом, ни банки, ни Росфинмониторинг не концентрировались на этом, потому что это был не их профиль. Они должны следить за легализацией, за отмыванием, а если налоговая не связана с отмыванием, то никто не будет на это обращать внимание.

А.А.: То есть у Росфинмониторинга появилась возможность связать налоговые статьи со статьями об отмывании денег. И вот в этом ты видишь главную опасность, главный отрицательный момент для предпринимателей, верно?

Д.Б.: Да.

А.А.: И что? Вот связали с отмыванием денег. А это будет как раз тема нашего следующего вебинара. Поэтому, полагаю, сейчас не стоит начинать разговор на эту тему, перенесем его на следующий день. И тогда поговорим и про отмывание денег.

Д.Б.: И как происходит процедура взаимодействия финансовых разведок.

А.А.: Да, поговорим, наверное, завтра. Спасибо. До завтра.

Д.Б.: До свидания.