Как государство ищет украденные деньги за рубежом: механизм международного розыска, ареста и конфискации активов

- Как работает механизм розыска и конфискации денежных средств и имущества за рубежом. - Розыск, арест и конфискация активов, полученных преступным путем, в уголовном процессе и вне его рамок. - Оказание правовой помощи государствам в репатриации активов: препятствия правового и неправового характера. - Вернуть неуплаченные налоги в Россию: возможности налоговых органов по розыску, аресту и конфискации активов наших налогоплательщиков за рубежом.

Александр Алексеев, управляющий партнер GSL Law & Consulting (А.А.)

&

Алина Маринич, юрист-консультант GSL Law & Consulting (А.М.)

А.М.: Здравствуйте, сегодня мы проводим вебинар на тему, которую нам предложил один из наших зрителей.

А.А.: Это очень востребованная тема.

А.М.: Тема касается розыска, ареста и конфискации активов, которые сокрыты за рубежом. Нам хотелось бы узнать, каким образом это делает государство, какие механизмы международного уровня для этого используются, какие существуют препятствия в целом и во внутреннем законодательстве страны в частности для того, чтобы найти и конфисковать активы. В нашей студии сегодня вновь Александр Алексеев, управляющий партнер компании «GSL Law & consulting».

А.А.: И Алина Маринич –– юрист «GSL Law & Consulting».

А.М.: Данная тема, несмотря на ее актуальность, начала развиваться совсем недавно. Конвенция ООН против коррупции была принята в 2003 году.

А.А.: Даже не в 90-е.

А.М.: До этого были какие-то местные соглашения, такие как европейская конвенция о правовой помощи по уголовным делам.

А.А.: Но как-то же Россия реализовывала свои полномочия, в том числе и до 2003 года, до принятия этих местных документов.

А.М.: Процесс был сложный и разрозненный. По отдельным преступлениям существуют какие-то отдельные международные документы. А чтобы в целом охватывать все преступления, связанные с отмыванием денежных средств, на мой взгляд, существует только эта конвенция. Вопрос заключается в том, насколько сейчас в современных условиях работает этот международный механизм, что сейчас делается для того, чтобы работали розыск и конфискация, чтобы деньги хоть как-то возвращались на родину.

А.А.: Наверное, процесс возврата денег на родину состоит из двух частей:

1. Нахождение, то есть установление самого факта наличия и места, где они хранятся.

2. Реализация юридического механизма, по которому деньги вернутся на родину.

И то, и другое, конечно, сложно. Может быть, особенно сложно осуществить первую часть. Вопрос, послуживший отправной точкой для сегодняшнего вебинара, касался конкретного человека в связи с недавними украинскими событиями. Возможно ли разыскать его средства? Я думаю, понятно о фигуре какого масштаба идет речь, и понятно отношение Запада, где у этого человека, скорее всего, находятся активы. Насколько в данном случае Запад будет идеологически на стороне Украины, которая разыскивает эти деньги? Мы слышали только о том, что…

А.М.: После 21-го февраля ЕС заморозило активы.

А.А.: Лучше это сказать по-другому. ЕС приняло решение и направило отдельным странам, входящим в ЕС, требование о розыске и замораживании этих активов в том случае, если они будут найдены. Вообще говоря, в рамках процедур розыска активов то, что было предложено, и то, что было сделано, в Европе не приветствуется. Я бы даже сказал, что это практически недопустимо. У этого процесса есть специальное название –– «fishing expedition». Что под этим подразумевается? Какой процесс понимается под этим термином? Когда государство или его компетентные органы предлагают всем заинтересованным лицам (в данном случае всем финансовым институтам и юристам) сообщить факт наличия или обслуживания какого-либо конкретного клиента. Так обычно не делается, потому что подобный запрос может быть удовлетворен только точечно, когда уже имеется оперативная информация о наличии средств именно этого человека именно в этом конкретном институте. Тогда этот конкретный институт обязан подчиниться подобному требованию. Здесь было не так. Я помню дело, связанное с собственниками компании «Parmalat», которые обвинялись в налоговых правонарушениях. Тогда разыскивали счета собственников этой компании, в том числе и на Мальте.

Так же было сделано и в отношении Украинских чиновников, несмотря на то, что это не является обычной практикой. Я не слышал о том, что эти средства найдены и заморожены, и об этом было сообщено правительству Украины. Я думаю, что подобное было найдено, и в каком-то государстве, в Австрии или Швейцарии, правоохранительные органы узнали о наличии этих счетов. Они, в общем-то, пока не спешат раскрывать эти факты. Мне кажется, что подобной широкой сетью какие-то активы и счета точно были найдены, потому что я предполагаю, что на Украине достаточно хорошо развита офшорная индустрия. Я знаю, что наши конкуренты на Украине работают с теми же самыми банками и юрисдикциями. Наверняка, там были счета, и они были найдены. Но следующий шаг пока еще не реализовывается. Почему? Есть такая формулировка, которая в последнее время часто звучит –– «в Европе долго запрягают, но быстро едут». Видимо, пока идет процесс «запрягания». С юридической точки зрение, это процессуальное оформление этих действий.

А.М.: Инициатива была со стороны Швейцарии, потому что там было начато уголовное расследование.

А.А.: Значит, инициатива были из Швейцарии?

А.М.: Да. Может быть, фактически это шло из Украины, но на Украине официально никаких уголовных дел в отношении отмывания денежных средств, насколько я знаю, не было возбуждено. А Швейцария могла принять какие-либо меры только в том случае, если начато расследование либо в иностранном государстве, либо в государстве, в котором происходит заморозка активов.

А.А.: Можно допустить, что в отношении этого одиозного случая Швейцария обладала достаточными данными, чтобы обнаружить те факты, которые лягут в основу обвинения по отмыванию денег. Наверное, если речь идет не только о счетах, но и швейцарских компаниях, если таковые принадлежали этому лицу, то по факту анализа деятельности и первичных документов, наверное можно предположить о наличии правонарушения.

А.М.: Нам об этом сложно судить, там явно была политическая воля.

А.А.: Я думаю, что если бы была политическая воля, то она бы в первую очередь реализовывалась на Украине. Я слышал, что были требования об экстрадиции, а о том, что было возбуждено дело по отмыванию денег, я не слышал. И интересно, что это появилось именно в Швейцарии. Я могу сказать, что непосредственно мы на Кипре получали указания от нашего комплаенс офицера о том, что какой-то кипрский орган опубликовал письмо, в котором он обращается ко всем провайдерам на Кипре с просьбой сообщить об обслуживании конкретного списка лиц. У нас ничего не было. Я думаю, если бы наш комплаенс офицер что-то нашла и сообщила бы об этом в местные органы, нам бы она об этом не сказала, потому что здесь возможно возникает ответственность за «tipping-off» –– за уведомление клиента о получении запроса. Хотя, нам бы, менеджменту, она об этом сказала, но клиент об этом бы не узнал. В противном случае она сама была бы ответственна за уведомление клиента. Там предусмотрена не такая серьезная ответственность, как за соучастие, но тем не менее это 5 лет.

А.М.: Она не имеет права не отвечать на такой запрос.

А.А.: Безусловно. Это очень серьезно, и никто так рисковать не будет. Чтобы развеять какие-то иллюзии со стороны потенциальных клиентов, которые полагают, что можно договориться, чтобы человек в таких ситуациях действовал в интересах клиента, я могу с уверенностью сказать, что такое невозможно.

А.М.: В этой связи, раз уж мы заговорили об Украине, вы ждете какой-то огласки, если активы найдутся. Мне кажется, что никаких процессуальных решений здесь после этого быть не должно, потому что следующим процессуальным решением будет конфискация. Больше с ними ничего не нужно будет делать. Произойдет присуждение активов тому, кому они причитаются. В данном случае у нас государство инициировало процесс. Мне кажется, должно пройти много времени между этими решениями.

А.А.: Да, потому что в стране, куда поступил запрос, должен быть подтвержден факт наличия этого преступления в стране, откуда пришел этот запрос. Может быть, в Европе особых сомнений по этому поводу нет, но все равно процессуальные шаги должны быть сделаны. Далее должно быть решения суда о конфискации. Сейчас уже есть решение суда о заморозке, но для того, чтобы их конфисковать, должно быть решение суда в своей стране, а потом возникает вопрос исполнения это решения в стране, куда отправляют запрос. В нашем случае все несколько иначе, раз ты говоришь, что в самой Швейцарии возбуждено дело об отмывании. Тогда тут будет все проще.

Интересно, куда они потом отправят деньги: оставят себе или отправят обратно. Наверное, себе оставят.

А.М.: Это сложный вопрос.

А.А.: Так далеко пока не стоит загадывать, потому что тут совершенно не понятно, что будет. Мы сейчас немного обсудили первую часть, а ситуация в целом гораздо сложнее в силу того, что здесь присутствуют фигуры, чьи имена фигурируют в средствах массовой информации последние пару месяцев. Также присутствует политическая воля, которая устраивает fishing expedition, которые обычно не устраиваются. Что мы можем сказать, если речь пойдет о лицах второго или третьего плана, законность деятельности которых не во всех юрисдикциях вызывает сомнения? Мне кажется, в таких случаях найти активы этих лиц практически невозможно, если они предпринимали хотя бы элементарные действия по конфиденциальности и сокрытию себя. Почему?

Во-первых, этому лицу помогают местные законодательства о банковской, коммерческой, аудиторской и адвокатской тайнах. Во-вторых, помогают те самые инструменты конфиденциальности, которые используются при организации компании. Здесь речь идет о номинальном сервисе или трастах, что само по себе является инструментом конфиденциальности. Через эти два института пробиться порой очень сложно. Как правило, здесь не обойтись без оперативной информации, которая получается здесь. Поэтому и следователи тоже предпочитают работать здесь хотя бы потому, что запросы, которые идут за рубеж, идут месяцами и ни в какой регламент нашего следствия не укладываются. Гораздо проще встретиться здесь с сотрудниками, еще лучше с бывшими сотрудниками, которые уже через несколько встреч дают понимание хотя бы о лице бенефициара. Потом, вследствие дальнейшего общения, уже возникает какая-то информация, всплывают какие-то юрисдикции, названия банков и тогда какие-то следственные действия уже наклевываются. Кстати говоря, какие именно? Ты об этом собиралась говорить?

А.М.: От международного следственного получения мы не сможем никуда уйти. При наличии возбужденного дела (это является обязательным условием) формируется запрос тем органом, который ведет расследование. Дальше он направляется по каналам той службы, которая ведет расследование (это либо МВД, либо ФСБ), в Генеральную прокуратуру. И Генеральная прокуратура связывается с Генеральной прокуратурой другой страны напрямую, если есть сведения о подследственности, либо через дипломатические каналы.

А.А.: Я все время слышал выражение «по линии генеральной прокуратуры», когда тщательно изучал вопрос по Кипру. Я помню, что для принятия решения о том, чтобы местный адвокат раскрыл сведения о личности бенефициара, требуется разрешение генерального прокурора. Здесь, по-моему, обойти линию генеральной прокуратуры буквально невозможно, как минимум на уровне Кипра это все равно выходит на институт генерального прокурора.

А.М.: Я хотела добавить, что мы сейчас говорим о той стадии расследования, когда уже известно, что за активы, источник их происхождения, какая-то связь между тем преступлением, которое расследуется, и известно, где они хранятся.

А.А.: Когда вся оперативка уже собрана. Ты подтверждаешь то же самое, что я только что сказал. Оперативная информация здесь уже установлена, и только после этого запрос может как-то двигаться.

А.М.: Таким образом, проходит очень много времени.

А.А.: Давай расшифруем понятие «много времени».

А.М.: Мы говорили, что это примерно полгода в офшорных юрисдикциях.

А.А.: И даже больше. Если речь идет о Карибике и Южной Америке, то это 14-16 месяцах. Это может быть уже неактуальная информация, но в любом случае речь идет о месяцах и даже годе. Если мы говорим о Европе, то тут все происходит быстрее. Но все равно речь идет о месяцах. Если говорить о СНГ, то с Белоруссией мы взаимодействуем довольно оперативно. Мне кажется, речь идет о неделях. Но все равно это серьезные следственные действия, которые сами по себе занимают много времени.

А.М.: Мне кажется, наиболее серьезная проблема заключается в том, когда запрос поступает, то нужно нарушить в определенной степени суверенитет, то есть проникнуть извне в эту юрисдикцию. Любое государство, когда оно подписывает конвенцию ООН, этот суверенитет охраняет. Есть масса оговорок в международных договорах, позволяющих государствам уклоняться от вопросов при наличии желания. Если нет политической воли изнутри, то есть масса препятствий для того, чтобы реализовать запрос.

А.А.: Очень хорошо, что ты об этом говоришь. Я бы восстановил здесь баланс. Действительно с той стороны может быть отрицательный ответ в случае, если запрос плохо подготовлен, или нашли попытку злоупотребления этим двухсторонним соглашением. Но при этом на другой стороне не стоит задачи покрывать преступника. Они действительно исследуют ситуацию и доказательства. Эти исследования направлены на то, чтобы надлежащим образом исполнить этот запрос. Если он оформлен ненадлежащим образом, то будет дан отказ. Если все правильно, то будет дан ответ.

А.М.: Я хотела сказать, что есть всегда возможность юридически отказать.

А.А.: И такое частенько бывает. Действительно, наши следственные органы уже как-то притираются и начинают понимать логику действий другой стороны, и пытаются на эту логику опираться для того, чтобы получить то решение, которое им хотелось бы получить. Условно говоря, добавлять в запрос статьи, которые считаются уголовными в той стране, в которую отправляется запрос. Запрос, связанный с уклонением от уплаты налогов, не является гарантией для ответа. Если возникает отмывание денег, то здесь больше вероятность положительного ответа. Однако нужно больше собрать доказательств, что это отмывание денег имело место, а не просто обозначить этот факт. Если рассмотреть некоторые наши громкие дела, то вы обнаружите подобный инструментарий, которым пользуются правоохранительные органы.

А.М.: Я думаю, самым действенным будет привязка запроса именно к отмыванию. В любом государстве данная статья считается криминализированной, независимо оттого, где произошло преступление.

А.А.: Я, кстати говоря, сталкивался с тем, что в том числе добавляют еще и преступления против личности (попытка убийства тоже может быть). Такое легче инспирировать. Я даже видел в интернете коммерческие предложения о том, что фабрикуются улики по какому-то существующему уголовному делу, связанному с убийством. В связи с этим появляется реальное основание причастности подозреваемого к конкретному убийству, и тогда подстегивается конкретная статья. Это имеет место, может быть, не очень широко, и может быть этого не стоит сильно опасаться, если мы говорим, что все действует в правовом поле. В противном случае возможно все. Мне кажется, что я уже рассказал о попытках нахождения информации о наличии счетов за рубежом. В том случае, если мы разыскиваем активы, а именно акции иностранных компаний, которыми владеет подозреваемое лицо, то это может быть очень тяжело. Если нигде в России у следствия нет данных о названии или юрисдикциях этих компаний, то это почти невозможно. Особенно, если речь идет об офшорных юрисдикциях, где отсутствует реестр директоров и собственников, а данные о владельцах хранятся только у зарегистрированных агентов. Здесь fishing expedition невозможен.

Кстати говоря, я уже сказал, что на Кипре мы на себе ощутили меры в отношении украинского чиновника. А на БВО у нас такого не было, в Гонконге тоже. Никто в этих юрисдикциях ничего не спрашивал. Даже если речь идет о том, что человек владеет каким-то активом через европейскую компанию (английскую или немецкую), где есть открытый реестр акционеров и директоров, то там первой линией конфиденциальности будет использование местных номинальных или корпоративных директоров, и тогда ничего не найдешь. Пока ты не знаешь конкретного имени или названия этого актива, то поиски закончатся ничем. Если ты знаешь о наличии недвижимости в какой-то стране, то можно зайти в реестр недвижимости и там что-то смотреть. Если не знаешь точного адреса, то ты увидишь несколько десятков объектов, часть из которых в собственности юридических лиц. Например, какой-нибудь траст на Кайманах. Если есть точное понимание того, какой именно объект входит в собственность конкретного лица, то тогда можно зайти в реестр и посмотреть, какая компания им владеет. И тогда можно по линии или Финмониторинга, или по линии МВД/ФСБ через местную прокуратуру попросить конкретного агента раскрыть информацию о владельце компании. Это возможно не без помощи оперативных данных в стране бывшего нахождения этого лица.

А.М.: Сейчас еще развита практика найма частных агентств, которые ведут расследование. Это зачастую вызвано тем, что у государства на это уходит слишком много времени.

А.А.: У нас были подобные запросы от клиентов, которые хотели, чтобы мы обратились в частные агентства. Я видел ответы частных агентств, уже реализовывавших эту попытку. Там была указана конкретная страна и конкретный объект недвижимости. Там речь шла не только об исследовании публичных реестров, но в том числе там были данные опросов свидетелей, слежки за объектом. Надо понимать, что это стоит десятки тысяч евро. Это нельзя делать просто так, не оттолкнувшись от каких-то оперативных деталей. Хоть что-то должно быть изначально известно. Поэтому о том лице, с которого мы начали разговор и о котором много чего известно, найдется масса информации.

На Украине появился даже термин «канцелярская сотня». Это добровольные помощники новой власти, которые работают с уничтоженными документами. Берутся мешки с документами после шредера, которые вручную разбираются. Они определенным образом наклеивают кусочки бумаги для того, чтобы это потом прошло через программу распознавания и сопоставления. Это было необходимо, чтобы из нарезанной бумаги найти какие-то данные. Это направлено на розыск и изыскание оперативной информации и данных, от которых можно оттолкнуться. Я думаю, что пока все еще пытаются что-то искать. Хотя мне кажется, что надо не восстанавливать нарезанные в шредере документы, а как-то по-другому добывать информацию.

А.М.: Я не могу с вами не согласиться, что это действительно очень дорогостоящий процесс, даже если этим занимается государство. В Великобритании существует возможность для иностранного государства подать гражданский иск с тем, чтобы английский суд выдал приказ о замораживании активов, но в свою очередь может обязать государство как истца предоставить некое обеспечение для того, чтобы обеспечить права лиц, чьи права этим приказом могут быть нарушены. И суммы могут быть немаленькие.

А.А.: Если мы говорим про английский суд, то это наверняка сопоставимо с размером актива.

А.М.: На самом деле, даже если перспектива подачи гражданских исков вне рамок уголовного преследования кажется эффективной, я бы все-таки так не полагалась на них. Есть масса громких дел, таких как дело Сани Абачи. Он умер, а его деньги были где-то спрятаны. Средства нашли в Швейцарии и Великобритании. В Швейцарии было найдено около 640 банковских счетов.

А.А.: Я знаком с банкиром, который работал с делом Абачи. Он мне рассказывал, что в 70-ые годы, когда он начинал работать, с due diligence все было иначе. Тогда счета открывались по переписке без встреч с клиентами. В 1993-ем году к нему пришли два темнокожих парня, которые открыли счета. Потом оказалось, что это были деньги Сани Абачи. Кстати говоря, после это банкир продолжал работать, и ушел на пенсию в 2010-ом году, так как он действовал в рамках текущего законодательства, которое на тот момент времени было не так требовательно в вопросах due diligence.

А.М.: Рекомендации ФАТФ появились только в 1991 году. Интересна судьба этих денег. По разным источникам из Нигерии было выведено от 2 до 5 млрд.

А.А.: Ты же знаешь, что Нигерия по многим параметрам «близнец» России. Во-первых, примерно одинаковое население. Во-вторых, нефть. Очень много параллелей можно провести между этими странами.

А.М.: Интересно. В Швейцарии было заморожено около 700 млн. Из них только 600 млн. Швейцария возвратила Нигерии. То есть не удалось доказать, что все средства имеют отношение к правонарушению. К слову, процесс доказывания весьма не прост. Иногда дело приостанавливают на большой срок (5 и более лет), для того чтобы собрать данные.

А.А.: Продолжают ли работать и приносить доход те средства, которые были размешены в этих банках, на время заморозки? И кому они приносят доход? Банку вообще удобно тянуть эти процессы. Я об этом рассуждал в связи с нашими политически инспирированными нефтяным делам. Там была та самая история, что деньги заморожены, и неизвестно, что с ними будет.

А.М.: С точки зрения гражданского права неважно, кто является бенефициаром. Должен быть тот процент, который был изначально установлен.

Я приведу еще один пример, который, на мой взгляд, очень показательный. Еще один представитель коррупционеров –– брат президента Мексики Карлоса Сариноса. Тут, конечно, суммы на порядок меньше –– 300 млн. долларов. Они так же хранились в Швейцарии и вводились через «Citibank». Примерно с 2002 по 2008 гг. деньги были просто заморожены. Из 132 млн. замороженных долларов вернулись только 74 млн.

А.А.: Вот и ответ на тот вопрос, который нам поступал. Можно ориентироваться на наши примеры, чтобы понять, сколько времени может тянуться этот процесс. 50% –– это очень хорошие цифры. Обычно 10% уже можно считать хорошим результатом.

А.М.: Тут надо учитывать, какие цели мы преследуем, пытаясь заморозить и вернуть активы. Первая цель –– это лишить преступника доступа к деньгам.

А.А.: В этом случае это решается самим фактом заморозки.

А.М.: В этом случае задача решена. Но так же есть задача защитить потерпевших, вернув деньги.

А.А.: У тебя еще кто-то есть?

А.М.: Я думаю, у нас на сегодня было достаточно примеров.

А.А.: Тогда на этом остановимся.

Подведем некий итог.

Всегда надо отталкиваться от некоторой информации, иначе искать иголку в стоге сена очень тяжело.

В основе должны быть определенные процессуальные действия, в частности заведенное уголовное дело в стране нахождения преступника. Также важно, чтобы эти правонарушения было уголовными стране запроса.

Это большие сроки. Нет гарантий, что международное следственное поручение будет реализовано. Даже если все будет реализовано, то не факт, что вернут все суммы. Даже половина суммы будет считаться очень хорошим результатом.

Надо правильно юридически бороться с теми инструментами достижения конфиденциальности, которые предоставляются различными юрисдикциями: номинальный сервис, закрытый реестр, трасты и фонды.

Каждую ситуацию надо исследовать отдельно.

На этом мы прощаемся. До новых встреч.

А.М.: До свидания.